Тезисы к семинару «Детекция лжи» — Корпоративный мастер-класс для врачей и администраторов Вашей клиники

Тезисы к семинару «Детекция лжи»

Тезисы к семинару «Детекция лжи»

 

Приложение к заметке «Пишем правдивые отзывы».

Это мои тезисы к семинару «Детекция лжи», публикую без редактирования.

 

Детектирование «Правда – ложь» на основе анализа поведения, и физиологических реакций.

Это результаты анализа невербального поведения и физиологических реакций. Одна из причин такого внимания состоит в том, что наблюдатели имеют больше возможностей для анализа невербального поведения, чем для анализа вербального поведения и физиологических реакций. Для анализа вербального поведения и физиологических реакций необходимо, чтобы индивидуум, подозреваемый во лжи, что-то сказал, или пользоваться специальными приборами. Однако вербальные реакции не требуются для анализа невербаль­ного поведения индивидуума, и такой анализ может быть проведен, даже если индивидуум решает не произносить ни слова.

Во-вторых, в отличие от анализа вербального поведения и физио­логических реакций, анализ невербального поведения может прово­диться непосредственно на месте и не требует какого-либо оборудо­вания. Исследования вербального поведения требуют письменных стенографических протоколов высказываний индивидуума, а физио­логические реакции могут изучаться только с применением спецтехники

Общие положения

Рекомендации по распознаванию лжи на основании поведенческих сигналов:
Ложь можно распознать на основании невербальных сигна­лов лишь в тех случаях, когда лжец испытывает страх, вину или возбуждение (либо любую другую эмоцию) или если ложь трудно сфабриковать.

Важно обращать внимание на несоответствия между содер­жанием речи и невербальным поведением и пытаться объяснить эти несоответствия. Необходимо учитывать возможность того, что индивид может лгать, но необходимо рассматривать ложь лишь как одну из возможных причин, обнаруженных несоот­ветствий.

Внимание должно быть направлено на отклонение от «есте­ственных» или типичных паттернов поведения индивида, если нам о них известно. Мы должны найти объяснение этих отклонений. Любое отклонение может означать, что индивид лжет, однако не следует отбрасывать другие возможные объяснения этих отклонений.

Решение о нечестности индивида должно приниматься толь­ко в том случае, когда все другие возможные объяснения при­знаны неудовлетворительными.

Индивида, подозреваемого в обмане, следует побуждать к разговору. Это необходимо, чтобы получить больше материала для анализа и отбросить альтернатив­ные варианты, касающиеся объяснений поведения индиви­да. Более того, чем больше лжец говорит, тем более вероят­но, что он, в конце концов, выдаст свою ложь посредством вер­бальных и/или невербальных сигналов (поскольку ему придется постоянно следить как за содержанием речи, так и за своим невербальным поведением). Учитывайте тот факт, что расспрашивание само по себе может вызвать поведен­ческие изменения.

 

Право и левополушарные различия.

Согласно традиционным выводам нейрофизиологии, у взрослых людей (в подавляющем большинстве случаев —  правшей) левое полушарие считается доминантным — главным. Оно управляет движениями главной — правой — руки и речью (как будет видно из дальнейшего изложения, некоторые важные функции,связанные с  речью,  исполняет  другое  полушарие;  в  этом  смысле  термин»доминантный» несколько условен).  Функции правого полушария, которое у правшей  ведает  левой рукой, до  последних лет  оставались  неясными,  хотя удивительная  для того времени  догадка о них,  теперь подтвердившаяся, была высказана  неврологами  еще 100  лет назад.  Они полагали, что правое полушарие занято  прежде  всего наглядным  восприятием внешнего  мира —  в отличие  от левого  полушария,  которое преимущественно управляет  речью  и  связанными с ней процессами. Что  же  касается звуковой речи,  правое  полушарие,   может  производить  только  такие словесные формулы,  которые как  бы  не членятся на  части, а целиком служат автоматически  произносимым обозначением  целой  ситуации.  «Здравствуйте!», «Пожалуйста!», «Простите!».  Проверка и уточнение этой гипотезы оказались возможными   лишь   недавно   благодаря    материалу, накопленному    при нейрохирургических операциях над мозгом,  в  частности  при рассечении двух полушарий мозга.    Мозг в норме представляет собой неразделимую систему   из двух функционально разнородных «машин» — полушарий.  Разделение этих полушарий, исключительно важное для выявления функций каждого из них,  оказалось возможным  при операциях,  когда для лечения эпилепсии  перерезались соединительные  тракты между полушариями .     При этом был открыт интересный факт: два полушария начинали вести себя как две независимые друг от друга системы или как  «два  мозга.

Рис. Эксперимент,  позволяющий  определить функции  двух  полушарий мозга.

Всего нагляднее это обнаружилось в поведении одного больного, который левой рукой начал в ярости трясти свою жену, а правой рукой (в буквальном смысле не знавшей, что и зачем творит левая) помогал жене усмирить свою же левую руку.  Большинство больных, перенесших операцию  рассечения мозолистого тела и других соединительных трактов, ведет себя  как нормальные  люди.

Более того, было обнаружено, что некоторые люди  рождаются с разъединенными полушариями,  что  не  мешает им жить. Исследование  таких больных позволило выявить некоторые характерные  особенности каждого полушария. Эксперименты основаны на том, что  в норме правая половина поля  зрения проецируется  в  левое  полушарие  мозга,  а  левая  половина  —  в  правое полушарие.  Если у больного  рассечен зрительный перекрест,  где встречаются зрительные  волокна, ведущие  от  глаз к мозгу, то  правое  полушарие  будет связано  только с левым  глазом и получать  информацию только от него, тогда как левое полушарие будет  получать информацию только от правого глаза (рис).  Когда на экране для левого глаза (для правого полушария) вспыхивает изображение ложки, больной должен найти ложку среди других предметов за  экраном, что он может сделать  левой рукой, управляемой  правым  полушарием.  Эту задачу  он решает легко. Но назвать ложку «ложкой» он не может, потому что называние предметов относится к функциям левого полушария.

У нормального взрослого человека (с нерасщепленными полушариями) правое полушарие (или  «правый мозг»)  можно  считать  почти  совершенно немым: оно может издавать лишь нечленораздельные звуки, подобные реву  и визгу.  Правое полушарие в очень небольшой  степени может понимать обращенную только к нему речь  преимущественно лишь отдельные существительные и словосочетания и самые простые предложения, Но при этом именно правое полушарие хранит в себе такие сведения, которые позволяют толковать смысл  слов: оно  понимает,  что  стакан — это  «сосуд  для жидкости», а «спички» «используются для зажигания огня».

Когда у глухонемого человека страдает левое полушарие   мозга, правое  сохраняет  образный  язык  жестов  (каждый  из  которых передает особое значение  как отдельное слово),  а способность  пользоваться пальцевой  азбукой (в которой  каждый  знак  соответствует букве письменного языка)  и  устным  языком, которому обучен  глухонемой,  теряется.  Из этого видно, что в правом полушарии смысл слов («означаемая сторона» знаков или их значения)  хранится  в  такой  форме,  которая  не зависит,  от  их  звуковой оболочки.

То, что правое полушарие  занимается значениями слов а не их звучаниями в естественном языке, хорошо согласуется  с данными о  других  его функциях.Больные с нарушениями нормальной работы правого полушария не могут разложить картинки так, чтобы получить  связный рассказ.      Поражение правого  полушария  делает  невозможным  запоминание    бессмысленных  рисунков  и  незнакомых  лиц и узнавание знакомых лиц, даже членов собственной семьи.

Это   расстройство   зрительных  образов  связано  главным   образом  с поражением  височной доли  правого полушария.  Когда в той же  области этого полушария  возникает  активное  поле, связанное  с эпилептическим припадком,больной видит зрительные галлюцинации. Их можно вызвать  и  стимулируя  мозг больного в том же участке правого полушария электродами.

К числу функций правого (неречевого в норме у правшей) полушария, кроме восприятия  таких  конкретно-пространственных  образов,  как   лица   людей,понимание  смысла  слов,  сочинение  музыки, относится и  управление многими сложными  действиями:   одеванием,   пользованием   ножницами,  складыванием кубиков.      Правое полушарие   занимается управлением   движениями   человека   в конкретном времени и   в конкретном пространстве.  При поражении задней теменной  области правого  полушария  больные  теряют восприятие левой стороны своего тела и прилегающей части пространства.

Исследование афазии (нарушение речевых функций) давно привело к наблюдению, имеющему исключительное значение  для  уяснения  соотношения   между  функциями  левого   и  правого полушария.  Во Франкфуртском  институте  были  впервые   описаны  случаи,  когда   больной, страдавший правосторонним  параличом,  но  сохранивший возможность повторять произносимые перед ним слова, понимать языковые функции двух полушарий  —   речь  и писать,  оказывался  не в состоянии  повторить  фразу:  «я умею хорошо  писать моей правой рукой».  Он  всегда заменял  в этой фразе слово «правой» словом «левой», потому что он в действительности умел писать теперь только  левой  рукой,  а  правой писать  не  умел.

Повторить фразу, которая заключает  в  себе нечто  несоответствующее  его  состоянию,  было  для него  невозможным.     Связь воображения  с речью, открытая в этих  наблюдениях Блейлера и его школы  и  подтвержденная анализом  детской психологии,  важна  прежде  всего потому,  что  здесь отчетливо обнаруживается  различие между  левым  речевым полушарием,  не прикрепленным к конкретной  ситуации,  и правым  полушарием,всегда оперирующим только  в реальном времени.

Для правого полушария все его высказывания должны быть истинными — ложными могут быть только утверждения левого полушария.

 

Анализ основан на гипотезе Ундойча, происходит путем сравнения поведения и реакций испытуемого при заведомо правдивых и заведомо ложных сообщениях  (которые берутся за стандарт, с учетом изменения, в связи с изменением аффекта во время коммуникации), с поведением при сообщениях, определение достоверности которых является целью детекции.

Опытные наблюдатели могут распознать 80% правды и лжи, наблюдая за выражениями эмоций. В одном из недавних исследований был верно класси­фицирован 81% правды и лжи при обращении внимания на формы поведения, на которые оказывает влияние сложность содержания речи (латентный период, ошибки речи, запинки, движения рук, кис­тей, стоп и ног).

(у меня результативность 88-90%. Большие интервью о недавних событиях – 100%!!!)

 Детектирование «Правда – ложь» на основе анализа вербальной составляющей коммуникации.

Анализа вербальной составляющей коммуникации – объективный анализ, не требующий предварительной калибровки поведения индивида.

Оценка валидности утверждений (по Ундойчу)

Систематические исследования взаимосвязи между обманом и вербальным поведением являются относительно новой областью, начало которой было положено около десяти лет назад. Немецкий судебный психолог Удо Ундойч описал несколько содержательных критериев, позволяющих оценивать до­стоверность утверждений лиц, согласно их заявлениям, явившихся жертвами сексуального насилия. Метод оценки достоверности пись­менных утверждений — «Оценка валидности утверждений» (ОВУ) — был разработан, прежде всего, на основе работ Ундойча. На сегодняшний день этот метод является наиболее широко используемым инструментом оценки устных вы­сказываний. Исследования показывают, что оценки методом ОВУ представляют собой полезный инструмент, позволяющий про­водить различение между лицами, сообщающими правду и ложь. Его результаты достаточно точны, но специфика его разработки накладывает определенные ограничения на его применение. Резуль­татом усовершенствования этого метода явился предложен­ный недавно альтернативный метод, названный «Мониторинг реальности».

ОВУ анализ — лингвистический анализ текста,

Он состоит из 2 компонентов:

  1. Структурированное интервью, цель которого — максимально подробный, затрагивающий все возможные события рассказ интервьюера.
  2. Контент — анализ текста.

КАУК анализ — критериальный контент анализ.

Гипотеза Ундойча — «утверждение, в основе которого лежат воспоминания о реально происшедшем событии, содержательно и качественно отличаются от утверждения, за которыми стоит не что иное, как вымысел или фантазирование».

Подтвержденное соответствие утверждения каждому из этих критериев повышает качество

этого утверждения, и доказывает гипотезу о том, что испытуемый основывается на своем жизненном опыте.

 

Содержательные критерии, используемые для анализа утверждений:

 Общие характеристики:

  1. Логическая структура
  2. Неструктурированное изложение информации
  3. Количество подробностей,

Особые содержательные элементы:

  1. Контекстуальные вставки
  2. Описание взаимодействия
  3. Воспроизведение разговоров
  4. Неожиданно возникшие проблемы
  5. Необычные подробности
  6. Избыточные подробности
  7. Точно воспроизведенные, но неверно истолкованные подробности
  8. Внешние обстоятельства, имеющие отношение к делу
  9. Описание собственного аффекта

Содержательные элементы, отражающие особенности мотивации:

  1. Внесение корректив по собственной инициативе
  2. Признание обрывочности собственных воспоминаний
  3. Выражение сомнений в собственных показаниях.

 Общие характеристики:

Общие характеристики включают в себя критерии, касающиеся утверждения в целом.

Логическая структура. О наличии логической структуры свидетельствует то, что утверждение является смыслосодержащим, отличается связностью и логичностью, а различные сегменты не противоречат одно другому и не расходятся между собой.

Утверждение считается правдивым если в воспоминаниях или высказываниях рассказывающего четко прослеживается логика, то есть разумность, внутренняя закономерность, связность. Ход умозаключений и рассуждений не нарушен и различные чести повествования не противоречат друг другу и не расходятся между собой.

Части рассказа должны характеризовать происходящее событие, обстоятельства, сопутствующие ему, участников события, определять временные и пространственные границы. Образно говоря, они должны складываться в определенный «сюжет». Если же чего-то в этой характеристике не хватает, то это может привести к неправильному пониманию события в целом, чего порой и добиваются лжецы.

Одним из нарушений критерия логичности можно назвать «обвал информации». Когда рассказчик «вываливает» на слушателя поток фактов, обрывков разговоров, описание чьих-то действий, пережитые чувства, что может запутать слушателя, вызвав замешательство. Уловить суть события в подобном рассказе невозможно, так как в нем отсутствует главное – подчинение логической структуризации.

Логика любого высказывания может быть разной: событийная – рассказчик воспроизводит последовательность событий, взаимодействие людей, политик Н ударил по лицу журналистку; бытийная – у политика Н есть счет в Швейцарском банке (то есть только фиксируется наличие такого счета); признаковая: у Х нет высшего образования; классификационная: дипломат У – сотрудник контрразведки. И в случае соблюдения критерия логической структуры эту суть без труда можно вычленить.

Неструктурированное изложение информации присутствует в том случае, если способ предоставления информации, содержащейся в утверждении не отвечает требованиям структурированности, последовательности и хронологической упорядоченности, на в целом утверждение не должно содержать в себе противоречий ( критерий1).

Чем сильнее аффект, связанный с переживанием описываемых событий, тем сильнее проявляется это критерий. Но, критерий утрачивает свою информативность, если человек неоднократно пересказывал свой рассказ, или много размышлял о произошедшем событии, благодаря чему, ему удается составить хронологически более последовательный рассказ

С точки зрения лингвистики, любое высказывание должно иметь свою структуру, т.е. вступление, основную часть, заключение. Любой вымышленный рассказ, как правило, подчиняется этому закону. Последовательность изложения – основной критерий четкой структуры. Однако законы человеческой психики зачастую противоречат законам лингвистическим. Состояние возбужденности, подавленности, испуга, волнения и прочее порой заставляют человека нарушать стройность и последовательность высказывания. И в первую очередь он воспроизводит то, что кажется ему наиболее значимым.

Например. Придя домой после тяжелого трудового дня, человек, прежде всего, передаст суть своего состояния: «Как я сегодня устал!» и только потом перейдет к объяснению того, почему он так себя чувствует: произошло то-то и то-то, столько-то было сделано, в середине рассказа может вернуться к началу дня, когда рабочему дню был задан тон: «А все потому, что начальник с утра был не в духе…». То есть эмоциональное состояние человека продиктовало ему совершенно другую структуру для изложения событий дня, поменяв местами вступление и заключение. Примеров тому масса, но все они говорят о том, что неструктурированность изложения той или иной ситуации, нарушение хронологической последовательности можно считать доказательством правдивости высказывания, т.к. эти явления – следствия эмоциональной «встряски», которую придумать сложно.

К сожалению, критерий может утратить свою информативность в том случае, если свой рассказ человек повторял неоднократно: эмоциональный подъем уже пережит и последовательность событий постепенно восстанавливается в повествовании.

Количество подробностей — этот критерий предполагает, что утверждение должно быть насыщено подробностями, в нем должны присутствовать упоминания о месте, времени, людях, объектах и событиях. Просьбы конкретизировать некоторые моменты помогают получать дополнительную информацию как раз в тех случаях, когда человек говорит о реально происшедших событиях, в отличие от тех ситуаций, когда речь идет о сфабрикованном утверждении.

Высказывание, основанное на действительных, а не на вымышленных событиях неминуемо будет насыщено подробностями. Рассказчик подсознательно будет стремиться к точному воспроизведению произошедших событий, а это практически невозможно без описания места, времени, объектов, людей и их действий.

Выдуманные истории за редким исключением лишены излишней детализации, т.к. их «авторы» опасаются, что детали эти могут быть проверены и их недостоверность будет обнаружена. Кроме того, любой вопрос, касающийся конкретизации той или иной детали, вызывает опасения быть разоблаченным. Поэтому, чем меньше информации сообщит лжец в самом начале, тем легче ему будет вспомнить подробности собственного рассказа и тем меньше риск, что впоследствии он запутается в деталях и допустит какие-либо несоответствия.

Напротив, же, доказано, что просьба конкретизировать некоторые моменты в правдивом рассказе, может помочь получить дополнительную информацию, т.к. наводящие вопросы в случаях, когда человек повествует о реально произошедших событиях, заставляют память выбирать из воспоминаний дополнительные детали.

Особые содержательные элементы: — эпизоды, по которым судят о конкретности и яркости этого утверждения.

Контекстуальные вставки — о них говорит тот факт, что, событие определено во времени и месте действия, и что события вписываются в повседневную деятельность, жизнь.

«Однажды вечером, возвращаясь от пациента (я теперь вновь занялся частной практикой), я оказался в доме на Бейкер-стрит». Данное высказывание можно назвать высказыванием с контекстной вставкой. Событие определено во времени — «однажды вечером» — и месте — «я оказался в доме на Бейкер-стрит», вводное предложение «я теперь вновь занялся врачебной практикой» вписывает последующие события в контекст повседневных привычек и забот.

Контекстные вставки наравне с другими критериями придают достоверность повествованию. Так как эта деталь привязывает происходящие события к повседневности. Возможно, это способ для человека, столкнувшегося с чем-либо необычным, успокоить себя, почувствовать твердую почву.

В одном из современных детективов есть эпизод, где свидетель описывает убийцу. «Я видел высокого человека в коричневом плаще. Знаете, точно такой же висит у меня в шкафу. В прошлом году его оставил у меня мой брат». Контекстуальная вставка о плаще в шкафу позволяет напуганному человеку, убедить себя, что ничего пугающего в одежде убийцы нет.

Или девушка, поссорившаяся с молодым человеком, выбегает на улицу. И рассказ об этом, вдруг прерывается воспоминаниями о старушках, сидящих у его подъезда каждый вечер. Постоянность и неизменность каких-то вещей, позволяет человеку поверить в нерушимость устройства мира.

Вымышленный рассказ не нуждается в контекстуальных вставках, так как лжец не нуждается в подобном «якоре», напротив, такая подробность, которая к тому же легко может быть проверена, будет лишать его уверенности в своей лжи. Мы уже говорили, что излишняя детализация повышает риск быть разоблаченным.

Описание взаимодействия — содержит информацию о взаимодействии испытуемого с окружающими, или участниками событий.

Описание взаимодействий

Если в действии участвует более одного человека неизбежно возникает взаимодействие, в которое вовлечены все участники процесса. Описание в речи этого взаимодействия придает изложению особую достоверность. «Мне было грустно, подруга просто молча взяла меня за руку, и я почувствовала, что стало гораздо легче».

«Я попросила сына аккуратно прикрыть дверь, но он, будто специально хлопнул погромче, и, конечно, я разозлилась».

Сам этого не подозревая, человек, рассказывающий реальную историю, будет часто апеллировать к подобным описаниям. Он сам как бы предлагает собеседнику поверить в правдивость, подчеркивая, что событию есть свидетели, так же, как и он, вовлеченные в ситуацию. Либо обращает внимание слушателя на поведенческие особенности и реакции соучастника события. Таким образом, объясняя, порой свои собственные поступки и чувства.

О взаимодействии можно говорить, и если вовлеченных в событие гораздо больше. «Коля пел, Борис молчал, Николай ногой качал» — тоже своего рода взаимодействие: поведение разных людей, в одной действительности.

Используя в вымышленном рассказе описание взаимодействий, человек берет на себя ответственность не только за свои поступки, слова, действия, но и за придуманного им персонажа. Необходимость контроля за его предполагаемыми реакциями — большая работа мысли для неискушенного лжеца. Скорее всего простой обыватель, сознательно или бессознательно, но постарается обойти в своем рассказе детали, связанные с описанием взаимодействий.

Воспроизведение разговоров. — О воспроизведении разговоров мож­но говорить в тех случаях, когда человек пересказывает речь или отрывок разговора в оригинальной форме и когда он узнает гово­рящих при предъявлении ему воспроизведенных диалогов. Если испытуемый просто пересказывает содержание диалога, то можно делать вывод о том, что его показания не отвечают этому крите­рию; для того чтобы соответствовать предъявляемым требова­ниям, испытуемый должен воспроизвести отрывок речи, по край­ней мере, одного из собеседников. Таким образом, фраза «Я сказа­ла ему: «Пожалуйста, дайте мне это»», удовлетворяет этому критерию, а «Потом мы заговорили о спорте» — нет.

Если воспоминания основаны на реальности и в них присутствовало по крайней мере два человека, то в рассказе возможен пересказ диалогов. Причем о воспроизведении разговоров как о критерии анализа утверждения мы говорим лишь в том случае, если этот пересказ дается в оригинальной или приближенной к ней форме. То есть недостаточно просто обозначить тему разговора («Мы поговорили о спорте» или «Он спросил, как я провела день»), необходимо воспроизвести отрывок речи хотя бы одного из собеседников.

В случае вымышленного рассказа диалоги либо будут отсутствовать, либо будут лишены эмоциональной окрашенности, подробности, детализации. Так как в большинстве случаев необходимость наделить вымышленного собеседника речью требует знание личности этого человека, как он ответил бы, на тот или иной раздражитель. Подготовка диалогов в этом случае нуждалась бы в тщательной проработке: отдельные реплики должны быть выдержаны в едином стиле, которым был наделен предполагаемый собеседник. Конечно, нельзя исключить возможность такой подготовки, но вряд ли мы здесь ведем речь о хитроумно сплетенной лжи, призванной скрыть великие преступления. В обычной жизни не многие с ней сталкиваются. Поэтому приведенный выше критерий можно считать признаком достоверности высказывания.

Неожиданно возникшие проблемы. О том, что утверждение отвечает этому критерию, свидетельствует тот факт, что в это событие «вклинивались» те или иные неожиданные эле­менты. Например, испытуемый упоминает, что вовремя соверше­ния преступления в машине предполагаемого преступника вне­запно включилась сигнализация, предполагаемому преступнику никак не удавалось завести машину и т. д.

Критерий неожиданно возникшие проблемы наряду с другими особыми содержательными позволяет судить о яркости и конкретности воспроизводимых событий. Цепкое подсознание индивидуума подмечает многие вещи, происходящие вокруг, в том числе и то, что затрудняет гладкое течение действительности. Например, в обыденности жизни вы не обратите внимания, что кто-то не может открыть машину, но, если это человек, который, только что, пробежав мимо, едва не сшиб вас с ног, вы обязательно позже вспомните его мучения с упрямой дверцей.

Вы опаздываете на встречу и никак не можете дождаться маршрутки. Вам этот эпизод запомниться гораздо ярче чем, если бы вы ждали транспорта, никуда не торопясь. Позже, воспроизводя этот день, вы в своем рассказе обязательно упомянете происшествие, в то время как в обычный день это обычное событие, не стоящее вашего внимания. То есть неожиданно возникшая проблема тогда станет проблемой, когда помешает человеку в его стремлении достичь цели действия. В вымышленном рассказе обычный человек, не являющийся профессиональным лжецом, наверняка упустит этот критерий, так как в предполагаемом течении событий в его интерпретации не могло возникнуть таких проблем. Ведь они являются единичными и исключительными, а потому и запоминаются.

Как еще одну иллюстрацию неожиданно возникших проблем можно привести известные всем приключения Шурика. Открытый люк, собака во дворе, переполненный транспорт не стали проблемой, когда ему было не до них, но поставили в тупик, когда оказались осознанными. А потому и запомнились зрителям.

Необычные подробности. Под необычными подробностями мы подразумеваем упоминания об особенностях людей, объектов или Событий, необычных и/или уникальных, но имеющих значение в Данном контексте. Пример тому — ситуации, когда свидетель опи­сывает татуировку на руке у предполагаемого преступника, когда свидетель утверждает, что преступник заикался, и т. д.

Необычными подробностями можно считать те, которые обращают внимание слушателя на особенности людей, объектов, событий. Эти особенности можно считать уникальными, но они должны иметь значение в контексте конкретного рассказа.

Как пример можно привести рассказ героини А.Конан Дойля. Вспоминая вечера, проведенные в комнате сестры («Пестрая лента») после ее таинственной смерти, она говорит о непонятном тихом свисте, который слышала. Это необычная подробность позволяет великому сыщику направить ход расследования в нужное русло.

В другом рассказе этого же автора «Знак четырех» герою особенно запомнилось красное лицо виденного им человека.

Татуировка на руке преступника, заикание, то, что принято называть особыми приметами, шум воды или дороги вдали – все это можно считать необычными подробностями. Чаще всего они запоминаются человеком на уровне подсознания, т.к. не вписываются в обыденную действительность, привычную говорящему. И услужливая память преподносит эти детали в нужный момент.

Но необходимо иметь в виду, что существуют и обратные примеры, когда этот особый содержательный элемент используется для того, чтобы сбить с толку слушателя.

Избыточные подробности. Наличие избыточных подробностей можно констатировать в том случае, если свидетель останавли­вается на вопросах, в сущности, не имеющих отношения к вы­двинутому обвинению.

Если говорящий останавливается на подробностях в сущности не имеющих отношения к делу, можно говорить о них как об избыточных. Приведем пример:

«Откупорили еще одну бутылку шампанского, число прежде выпитых уже не помнил никто. И вскоре общество пришло в то состояние, которое наступает в молодых холостых компаниях, когда ветер гуляет в голове, а за спиной еще нет груза забот о завтрашнем дне, а впереди долгая, полная опьяняющей радости жизнь». Замечание о беззаботной юности является в данном тексте избыточным, но помогает говорящему выразить эмоциональный подъем, испытанный в ту минуту.

Или «Женщина переходила улицу в халате, наверное, жила где-то рядом. Но что это был за халат: не тот, что некоторые хозяйки одевают, чтобы простоять вечер у плиты, а из тонкого шелка и украшенной искуснейшей вышивкой. Такой халат можно было носить только перед обожаемым мужчиной». Описание предмета одежды явно избыточно с точки зрения последовательно излагаемых событий, но тот, кто пытается солгать не станет распространяться о деталях, не имеющих отношения к действию, и носящих предельно личный характер: мечта, восхищение, легкая зависть, кроме того такая деталь легко проверяется.

В рассказе О’Генри «Родственные души» именно избыточная деталь – упоминание будущей жертвы перед грабителем о своем ревматизме – позволяет избежать ограбления и более того провести вечер в приятной беседе с понимающим тебя собратом по несчастью.

Точно воспроизведенные, но неверно истолкованные подробности. Утверждение удовлетворяет этому критерию, если в утверждении присутствую точно воспроизведенные, но превратно истолкован­ные подробностей.

О верности утверждения можно говорить в том случае, когда человек сообщает о деталях, суть которых ему не понятна.   Чтобы проиллюстрировать этот критерий приведем несколько примеров.

Наверное, нет в России человека, который бы не смотрел фильм «Джентльмены удачи». Герой Савелия Крамарова, чтобы объяснить местоположение объекта, использовал две приметы: «дерево и мужик в пальто». Очень яркий пример точно воспроизведенных, но неверно истолкованных подробностей. В данном случае уровень культуры не позволил персонажу запомнить пальму и памятник, подменив их привычными понятиями « дерево и мужик».

Другой пример можно встретить в рассказе Чехова «Лошадиная фамилия». Фамилия знахаря Овсов вызвала ассоциацию с животным и осталась в памяти персонажа как лошадиная.

Конечно, обе приведенных выше ситуации комичны, чего и добивались авторы, но этот комизм и выстроен на неправильном истолковании деталей.

Приведем еще пример, без присутствия комического. В основе названия рассказа Артура Конан Дойля «Пестрая лента» лежит тот же содержательный элемент. Воображение героини сконструировало знакомую картинку, из непонятного явления: экзотическая ядовитая змея стала безобидной лентой яркой расцветки.

Причиной таких неверных истолкований становятся, прежде всего ассоциативные связи, которые и производят подмену незнакомых понятий на знакомые.

Присутствие в рассказе человека, правдивость которого вы хотите доказать, подобных элементов, даже если они кажутся совершенно нелепыми и нелогичными в контексте, говорит о том, что утверждения истинны.

Внешние обстоятельства, имеющие отношение к делу. Внешние обстоятельства, имеющие отношение к делу, можно засвидетель­ствовать, когда в рассказе интервьюируемого речь заходит о со­бытиях, не являвшихся непосредственной частью опрашиваемых событий, но связанных с ними.

Критерий присутствует, если речь заходит о событиях, не являющихся непосредственной частью событий, но имеют к ним отношение.

В детективной литературе мы часто сталкиваемся с подобным явлением. Свидетель рассказывает, как преступник, считая, что собеседник уже не сможет его выдать, говорит о способе, подготовке, преступления или преступлений, чувствах, которые при этом испытывал. Излюбленный прием авторов жанра.

Длинные предисловия, предыстории событий тоже можно назвать внешними обстоятельствами.

Они связаны с описываемой ситуацией опосредованно, но помогают слушателю оценить реальность излагаемого. В первом случае выдумщик должен обладать изощренным умом, чтобы суметь придумать не только саму историю, но и несколько других, которые будут являться этими самыми внешними обстоятельствами, либо быть непосредственным их участником, что скорее разоблачит его как преступника, чем подтвердит участие в качестве жертвы.

Во втором же – предыстории и предисловия – необходимо будет логически обосновать этот структурный элемент; к чему он это говорит. Если такого обоснования нет, то нарушается первый содержательный критерий, используемый для анализа утверждения – логическая структура. Что, как мы уже знаем, сможет явиться поводом для сомнения в правдивости и повышает риск быть уличенным во лжи. Исходя из этого, есть смысл признать, что в выдуманной истории гораздо проще избежать разоблачения, не использовав данный содержательный элемент.

Описание собственного аффекта. Рассказ свидетеля соответствует этому критерию в том случае, если он сообщает, какие чувства и переживания ему довелось испытать в момент

преступления, например, насколько сильно он испугался, какое облегчение он испытал, когда все закончилось, и т. д. Этот крите­рий охватывает также и упоминания о когнитивных процессах, скажем, когда свидетельница рассказывает, что во время случив­шегося она ни на минуту не переставала обдумывать возможность побега.

Аффект – сильное эмоциональное возбуждение. Говоря о критерии описания собственного аффекта, прежде всего, необходимо обратить внимание на соизмеримость чувств, испытанных рассказчиком, с их словесным выражением. Если человек говорит о пережитом крайнем удивлении, шоке, боли, радости, счастье, то и в словесном повествовании эти чувства будут отражены адекватно. Наиболее яркие впечатления, будут и выражены соответствующими изобразительными средствами.

Говорить о присутствии заданного критерия мы будем в случае, если высказывание содержит сообщение о чувствах, переживаниях, которые он испытывал в течение того отрезка времени, о котором идет речь.

Речь человека, не перенесшего эмоциональные встряски будет более нейтральна стилистически, в то время как переживший стресс будет использовать в своих высказываниях эмоционально окрашенную лексику: не «я испугалась», а «я страшно испугалась» или «я думала, что умру от страха», не «я обрадовалась», а «мне хотелось визжать от радости», не «я волновался», а «не находил себе места», «сходил с ума от волнения».

Правда, необходимо помнить, что, как и в случае с критерием неструктурированности изложения содержания, чем отдаленнее во времени излагаемые события или чем чаще повторяется рассказ, тем менее остается эмоций. И все-таки критерий остается актуальным так как достоверное высказывание невозможно без присутствия воспоминаний о собственных переживаниях.

Содержательные элементы, отражающие особенности мотивации.

Внесение корректив по собственной инициативе. О соответствии этому критерию можно говорить в тех ситуациях, когда свидетель по собственной инициативе вносит коррективы в из­ложенную им ранее информацию или вносит новые детали в уже представленный им материал («по собственной инициативе» означает, что коррективы были сделаны без вмешательства ин­тервьюера). «Это было примерно в два часа, или, нет, подожди­те, должно быть, это было позже, потому что уже начинало темнеть» — вот вам пример внесения подобных коррективов, а фра­за «Мы сидели в машине, и он гнал очень быстро, между прочим, машина была «Вольво», так вот, он гнал так быстро, что едва успел затормозить на светофоре» может служить примером вне­сения дополнительной информации.

Рассказ о событиях и реальных и вымышленных может быть скорректирован, мы рассматриваем ситуацию, когда такие коррективы вносятся рассказчиком по собственной инициативе, без вмешательства собеседника. Подобные коррективы могут вноситься по разным причинам: человек вспомнил какую-то ранее упущенную деталь, уточнил то, что показалось ему не вполне точным, счел необходимым внести дополнительную информацию. Таким образом, можно уточнить время. («Это было в субботу вечером, хотя нет, подождите это была пятница, точно, пятница мои дети смотрели «Поле чудес». Значит пятница между 8 и 9 вечера».)

Место («Мы провели выходные на даче моей мамы, нет, на этой неделе мы с мамой не виделись, мы же на этой неделе были у тещи».);

Количество («Нас было 8 человек, хотя Игорь сказал, что жена осталась с больным ребенком, значит нас было семеро».);

Внести дополнительную информацию («У него небольшой домик за городом, совсем забыл, он же говорил, что пристроил второй этаж».).

Человек, говорящий правду, не боится показаться неубедительным, его подсознание не занято мыслями о сохранении правдоподобности текста, поэтому он свободно возвращается в своих воспоминаниях к деталям, о которых прежде забыл или перепутал их. Выше приведены примеры внесения корректив в небольших деталях, но встречаются примеры, когда вспоминаются целые эпизоды, временные отрезки, ранее упущенные, восстанавливается цепь последовательных событий.

Спонтанность таких элементов, как правило сопровождается рядом слов: «да чуть не забыл», «хотя, нет», «точно…», «ах, да…», «сейчас, подождите…», «вот еще вспомнил…» и пр.

Признание обрывочности собственных воспоминаний. Можно су­дить о том, что утверждение удовлетворяет этому критерию, если опрашиваемый по собственной инициативе признает, что не помнит определенных аспектов происшедшего, либо говоря: «Я не знаю» или «Я не помню», либо отвечая на вопрос словами вроде: «Я не помню ничего, кроме того, что произошло, пока мы были в маши­не».

О наличие критерия можно говорить в том случае, если рассказчик по собственной инициативе признает, что его воспоминания обрывочны и многие детали, и аспекты событий утрачены.

То есть в его речи могут присутствовать слова: «я не помню…», «я не знаю…», «не могу точно припомнить…», «думаю, что уже многое успел забыть…».  Человек не в состоянии запомнить все, что с ним происходит. Какие-то детали отпечатываются в памяти ярче, какие-то стираются вовсе, и их невозможно извлечь даже из тайников пассивной памяти. Это нормальный процесс, и тот, кто повествет о событиях имевших место в реальности, даже не подумает о том, что его признание в неполноте воспоминаний может кому-то показаться подозрительным и поставить под сомнение веру в его слова.

Надо заметить, что, говоря о данном критерии, необходимо разграничивать признание неполноты воспоминаний и их отрицание. В первом случае речь идет о том, когда говорящий произносит слова «я не помню…», «я не знаю…» и пр. в контексте: « я не помню, как доехала до дома…», «Сейчас я многое, забыл, память, знаете ли не та, да и время прошло, но выражение их лиц помню до сих пор», « Я помню только то, что когда мы уезжали, на площадке никого не было, и по дороге нам навстречу никто не попался…»

В случае же отрицания воспоминаний рассказчик просто скажет «не знаю», «не помню», в крайнем случае, объяснив причину. «Не могу сказать ничего по этому поводу, так как ушел раньше всех, до того, как началась драка», «Откуда я могу знать, что думает Сергей? Я даже не видела его сегодня». Но в таких случаях мы не говорим о присутствии критерия признание обрывочности воспоминаний.

Если свидетель отвечает на прямой вопрос интервьюера фра­зами «Я не знаю» или «Я не помню», то мы не можем говорить о том, что его показания отвечают данному критерию.

Выражение сомнений в собственных показаниях. Выражение сомнений в собственных показаниях.  О наличии этого критерия свидетельствует тот факт, что свидетель выражает: сомнения в собственных словах и допускает, что некоторые его показания могут оказаться ошибочными.  («Я думаю», «Может быть», «Я не уверен» и т. д.) или неправдоподобными («Вы знаете, это все было настолько непостижимо, он казался таким славным человеком, ему симпатизировали все соседи, что никто и никогда не поверил бы мне»).

О наличии критерия свидетельствует тот факт, что рассказчик допускает ошибочность некоторых своих выводов.

Самым ярким показателем этого критерия является употребление ряда лексических единиц: слов и выражений – «Я, конечно, могу ошибаться…»,

«Я не вполне уверен…», «Мне кажется…», «Может быть…», «Наверное…» и др.

Как и в случае внесения корректив по собственной инициативе, человек, рассказывающий правдивую историю не стесняется неточности своих слов. Право на ошибку, сомнения, оставленное за собой говорящим, можно расценивать как выражение доверия к собеседнику. Известно, что к тому, кто может тебя разоблачить, уличить во лжи, доверия быть не может. К этому же критерию мы можем отнести и случаи, когда рассказчик сам признает, что прижние его высказывания кажутся неправдоподобными или ошибочными. Например, если он объясняет какие-то из совершенных или несовершенных ранее поступков — «Мне бы никто не поверил…», «Я не мог этого признать, мне казалось, что я прав…», «Никогда бы раньше не подумал…», «Я хотел как лучше…», «Никогда раньше не слышал такой странной истории».

 Особенности применения КАУК анализа 

Можно привести, по крайней мере, семь причин того, почему эти критерии значительно реже встречаются в сфабрикованных утверждениях, чем в рассказах о реально происшедших событиях. Людям, которые выдумывают свои истории, зачастую не хватает воображения домыслить соответствующие подробности. Например, скудность их «творческого потенциала» не позволяет им обогатить свое повествование достаточно сложными элементами, воспроизвести отрывки разговора, или упомянуть о фрагментах

взаимодействия, или описать собственное психическое состояние или состояние другого человека.

В некоторых случаях выдумщики обладают достаточно изощрен­ным умом, чтобы «украсить» свои истории подобными характе­ристиками, но не подозревают о том, что исследователи обращаются к этим характеристикам с тем, чтобы оценить достоверность их утвержде­ний;

Зачастую выдумщикам просто не хватает знаний для того, чтобы «подогнать» свой рассказ под соответствующие критерии. Осо­бенно это касается критерия 10.

Добиться того, чтобы сфабрикованное утверждение удовлетворя­ло сразу нескольким критериям, весьма непросто. Возьмем, к при­меру, неструктурированное изложение информации. Гораздо про­ще изложить вымышленный рассказ в хронологическом порядке (сначала произошло это, затем это, потом он сказал это и т. д.), чем намеренно представить события в хаотичном порядке. Выдумщики стараются не включать в свой рассказ слишком мно­го подробностей, так как боятся забыть свою версию происшед­шего. Забыв, что они рассказывали в прошлый раз, они рискуют столкнуться с серьезными проблемами, так как всегда есть веро­ятность, что их попросят повторить рассказ, и тогда лжецам при­дется воспроизвести его слово в слово, не запутавшись в деталях и не допуская противоречий по важным вопросам. Очевидно, что чем меньше информации лжец сообщит в самом начале, тем легче ему будет вспомнить подробности собственного рассказа и тем меньше риск, что впоследствии он запутается в показаниях или допустит в них какие-либо несоответствия. Выдумщики стараются избегать излишней детализации из опасе­ния, что наблюдатель проверит эти детали и обнаружит, что они сфабрикованы. Каждая подробность, о которой упоминает свидетель, дает интервьюеру дополнительный шанс выяснить, правди­вую ли историю он рассказывает.

 

Вес критериев

Исследователи отмечали, что, воз­можно, некоторые критерии обладают большей ценностью для оценки истинности утверждения, нежели другие. Например, присутствие в утверждении точно воспроизведенных, но превратно истолкован­ных подробностей (критерий 10), (Тем не менее, критерий 10 примечателен тем, что его не слишком часто удается обнаружить в утверждениях сви­детелей.)

Один из способов определить значимость каждого конкретного критерия КАУК заключается в том, чтобы провести лабораторное исследование и проанализировать те критерии, по которым между лжецами и людьми, говорящими правду, будут обнаружены суще­ственные различия. Как я уже упоминал, чаще всего различия между этими категориями свидетелей обнаруживаются по таким критериям, как неструктурированное изложение информации (крите­рий 2), количество подробностей (критерий 3), контекстуальные вставки (критерий 4), описание взаимодействия (критерий 5), вос­произведение разговоров (критерий 6) и необычные подробности (критерий 8).

Мониторинг реальности (детекция по Фраю).

 

Ясность. Подразумевается ясность и яркость утверждения. Критерий присутствует, если сообщение преподносится ясно, четко и наглядно (а не смутно и расплывчато).

Подразумевается яркость и ясность высказывания. Для соблюдения этого критерия необходимо помнить, что четкость и наглядность, имеется в виду «наглядность» речевая, — подразумевает под собой наличие у человека определенных навыков владения речью, обусловленных культурой, средой, образованностью.

Трудно ждать от среднестатистического подростка той же степени владения языком, что у кандидата наук или преподавателя литературы, поэтому подобный критерий можно соотнести с критерием КАУК «логическая структура». Ясной и четкой может быть признана та речь, в которой прежде всего просматривается определенная логика повествования, структура, относительная законченность отдельных частей рассказа, говорящий не теряет нить повествования, не повторяется и не противоречит себе в деталях. Наводящие вопросы не выбивают его из равновесия, а пробелы или неуверенность в своих воспоминаниях признаются прямо и открыто.

К ясности и четкости можно отнести и способ выражения мысли. Доказано, что уверенный в своей правоте человек гораздо меньше употребляет пауз, встречных вопросов. Ему в большинстве случаев не требуется сменить тему или отвлечься от нее, чтобы мысленно обдумать продолжение рассказа или ответ на вопрос.

Перцептивная информация. — описание первичной информации, поступающей по каналам восприятия.  Этот критерий присутствует, если в утверждении упоминаются сенсорные переживания, например, звуки («Он попросту орал на меня»), запахи («Там пахло тухлой рыбой»), вкусовые ощущения («Чипсы были очень солеными»), физические ощущения («Это по-настоящему больно») и визуальные подробности («Я видел, как в палату вошла медсестра»).

Информация о сенсорных переживаниях, то есть тех, которые остались в памяти рассказчика, благодаря органам чувств: слуха, вкуса, зрения, обоняния, осязания.

Для примера заметим: детские воспоминания часто сопровождаются перцептивной информацией. Люди часто ассоциируются с запахами: бабушка – с запахом пирогов, тетя – запах духов, дедушка – табака, — старые вещи — с запахом нафталина; звуками: мама – колыбельная. Примеров масса.

Так и любое событие, реально пережитое человеком, невольно оставит след на уровне восприятия органами чувств, так как все они фиксируют происходящее в подсознании. Говорящий может не вспомнить место событий, но запомнит необычный запах, звук. Может забыть, что подавали на обед у знакомых, но точно вспомнит, если какое-то блюдо окажется пересоленным, или переперченным и пр. Даже самый рассеянный человек обратит внимание на неожиданное движение. И никто не забудет сильную боль, или острый холод, испытанные в процессе воспроизводимых событий. Именно поэтому мы говорим о перцептивной информации как о критерии мониторинга реальности.

Пространственная информация. Данный критерий присутствует, если в утверждении содержится информация о местах действия (например, «Дело было в парке») или о пространственном распо­ложении людей и/или предметов (например, «Мужчина сидел слева от своей жены» или «Лампу частично скрывали шторы»). Этот критерий перекликается с «контекстуальными вставками» (критерий 4 КАУК).

Мы смело можем говорить о присутствии этого критерия, если в речи используется информация о месте происходящих событий, или о деталях, конкретизирующих местоположение участников событий, предметов.

Кроме непосредственного описания места действия, значимы еще и детали.

«Места я не помню, знаю только, что рядом была парикмахерская».

«Его дом стоит прямо в центре деревни, там еще колодец-журавль, а рядом в бабки детишки играют».

«Я не мог увидеть его автомобиль, потому, что дверь была открыта и скрывала часть дороги».

«По правую руку от хозяйки сидела дородная женщина в пышном парике».

Такие детали очень важны для мониторинга реальности, так как помогают восстановить их в памяти ассоциативные параллели, они придают высказыванию большую достоверность еще и потому, что вполне доказуемы и легко проверяемы.

Временная информация. Этот критерий присутствует, если в утверждении содержится информация о времени, в которое произошло событие (например: «Это было рано утром»), или нагляд­но описывается последовательность событий (например: «Когда

посетитель услышал весь этот шум и гам, он разнервничался и ушел», «Когда этот парень вошел в бар, девица заулыбалась»). Этот критерий также перекликается с «контекстуальными вставками» (критерий 4 КАУК).

Как и в случае пространственной информации название критерия поясняет само себя. Если в рассказе присутствует упоминание о времени произошедшего события, то мы говорим о присутствии этого критерия. Информация о времени – понятие такое же широкое, как и само время. Рассказчик не ограничен в своих воспоминаниях: это могло быть и десятилетие назад, и вчерашний день, и любое время года, суток и пр. Главное, как и в предыдущей главе, — детализация.

Для события, пережитого, а не выдуманного недостаточно определить его во времени, год назад, вчера, цепкая память обязательно выберет, что-то еще, что этот отрезок конкретизирует. То есть последовательность происходящих событий тоже можно считать временной информацией.

«Едва в конце улицы показывался фургон старьевщика, мальчишки выскакивали из домов. Васильич приезжал раз в неделю по пятницам, и его тележка была для юных мечтателей настоящим островом сокровищ».

«Студентами, мы с друзьями сразу после сессии каждое лето ехали в Боровичку, где мой дед служил егерем».

Аффект. Данный критерий присутствует при наличии инфор­мации о чувствах, испытанных участником события (например, «Я страшно испугался»). Этот критерий совпадает с «оценкой субъективного психического состояния» (критерий 12 КАУК).

Чтобы понять суть этого критерия мониторинга, нужно вспомнить определение слова сильное эмоциональное возбуждение. Мы не говорим о «состоянии аффекта», известном в криминалистике и психиатрии, а используем как термин, определяющий любое эмоциональное состояние, от реально пережитых событий: от апатии, до высочайшей степени проявления эмоций.

Только искусный лжец или подготовленный, знакомый с КАУК может смоделировать рассказ, который трудно признать вымышленным. В обычной жизни именно описание собственных переживаний выдаст внимательному слушателю информацию о ложности или истинности воспоминаний. Прежде всего психологические встряски, пережитые реально, будут описаны более ярко и образно.

Возможность реконструкции события на основании рассказа. Этот критерий присутствует, если на основании представленной ин­формации можно воссоздать исходное событие. Данный критерий перекликается с «логической структурой» (критерий 1 КАУК),

«неструктурированным изложением информации» (критерий 2 КАУК) и «количеством деталей» (критерий 3 КАУК).

Если на основании представленной информации вы сможете реконструировать ход событий, восстановить их последовательность, воссоздать исходное событие, то рассказ, который вы анализируете, будет отвечать этому критерию.

Реконструировать ситуацию можно, если рассказ соответствует действительности, а для этого он должен отвечать большей части приводимых выше критериев: логическая структура, подробная детализация изложения.

Предоставляемая информация может представляться в различной форме: в открытой, то есть сюжет четко прослеживается, все его части сконструированы последовательно и ясно. На основе такого сообщения события реконструировать проще всего, но и фабриковать его тоже проще всего.

Другая форма подачи затекстовая. Здесь возможно неструктурированное изложение информации, описание внешних обстоятельств. Такие тексты обладают кроме простой информативности еще и личностным обращением. Человек, таким образом, объясняет, мотивирует свои поступки. Восстановить события на основе такого рассказа сложнее, но картина происходящего будет полнее и достовернее.

И третий способ выражения мысли – подтекстовый. Намеки, завуалированные выводы – все это делает восстановление ситуации самым сложным.

Любой из вышеперечисленных способов изложения хода событий может быть использован для пересказа. Доказательством его истинности или ложности будет то, что его можно или нельзя соотнести с действительностью.

Кроме того, необходимо учитывать, что любая реальность в восприятии разных людей может выглядеть по-разному. Наглядный пример – ожидание школьниками первого учебного дня. Для одних рассказ о подготовке к школе будет позитивным: предстоит встреча с друзьями, дни будут интересными и полными впечатлений, для других этот день – начинающаяся цепь тяжелых будней, пережить которую помогают только каникулы. Одна реальность – разное восприятие и, соответственно, ее изложение.

Сами события, факты не описательны. Задача слушателя устранить все частные характеристики и детали, уловив и сохранив самую суть, сердцевину, установив этим реальную цепь эпизодов. Если проделанная работа выдает нам стройный ряд взаимодействующих между собой фактов, то высказывание можно считать правдивым.

           

Реализм. Этот критерий присутствует, если рассказ правдоподобен, реалистичен и осмыслен. Данный критерий соответствует «логической структуре» (критерий 1 КАУК).

Наличие этого критерия говорит о том, что изложенная информация должна быть правдоподобной и реалистичной.

Чтобы определить степень присутствия критерия необходимо помнить, что высказывание должно быть предельно информативным, то есть содержать максимум информации, включая детали и диалоги; должно касаться сути освещаемого вопроса, из текста необходимо вычленить главное, отбросить возможные вставные части и отход от темы; быть недвусмысленным, то есть содержать прямую информацию, не иметь подтекста; и не содержать заведомо фантастичных фактов. По поводу последнего: возможно, человек, пытающийся убедить вас, что видел зеленых человечков или разговаривал с котом, и верит в то, что говорит, однако, это не делает его рассказ реалистичным, так как, скорее всего, в нем не будет остальных условий реализма.

Когнитивные операции. Этот критерий присутствует, если в рас­сказе участника описываются выводы, сделанные им по ходу события (например, «Мне показалось, что она не знакома с плани­ровкой здания», «Из-за ее реакций у меня создалось впечатление, что она расстроена»).

Человеческий мозг устроен таким образом, что независимо от желания его обладателя фиксирует происходящее, анализирует, сортирует события. И по ходу любого действия эта внутренняя работа, в большей или меньшей степени откладывается в памяти, причем в обеих ее частях: активной и пассивной. Активная память хранит события наиболее яркие, или недавно происходившие, «свежие». Пассивная начинает работать тогда, когда факты, в ней хранящиеся, либо специально запрашиваются, либо выплывают при помощи ассоциативных цепочек.

Когнитивные операции – описание в рассказе догадок, предположений, выводов, сделанных в ходе событий.

Одна из самых ярких когнитивных операций, с которой каждый из нас наверняка сталкивался в жизни, восклицания «я так и думала», «я так и знал». Это спонтанное проявление воспоминаний о собственных мысленных процессах. Человек признается, что уже обдумывал или прогнозировал происшедшее событие. Кроме собственных прогнозов в ходе рассказа о реальных событиях пассивная память может «подбросить» воспоминания о мыслях, посетивших говорящего в момент переживаемых событий.

«Я не хочу оскорблять ваши чувства, но боюсь, что Розанна хитра, мне показалось, она намеревалась пройти к тому месту, где мы сейчас стоим, не оставив на песке следов, по которым ее можно было бы отыскать», — делится впечатлениями один из героев романа Уилки Коллинза «Лунный камень». И здесь же еще одно из его наблюдений «это подтверждает мысль, которая родилась у меня когда, у нее что-то было под плащом, когда она выходила из хижины».

Другой пример. После чтения завещания одна из героинь этого же романа признается: «Церемония подписи завещания оказалась гораздо короче, чем я ожидала».

«Его лицо показалось мне смутно знакомым», «по вопросам, которые он задавал, я понял, что он совершенно не ориентируется в предмете разговора», «Лекция длилась так долго, что мне начало казаться, что она никогда не кончится», «Я сочла его милым и интеллигентным человеком».

 

договор

Мы работаем по договору

Перед тем, как подписать договор, мы с Вамиобсуждаем все условия и гарантии и только после этого подписываем соглашение.

оставить заявку